Ссыльнопоселенец - Страница 11

– Наверное, это? – Парень протянул мне бумажный сверток.

– Это, это, – вытаскивая шомпол, пробормотал я.

Нащупав в упаковке над пулей капсюль, я аккуратно надорвал бумагу, вытащил сам пистон, тяжеленную свинцовую пулю. Засыпал порох в ствол ружья, затолкал туда скомканную провощенную бумагу, забил как следует шомполом, с натугой вставил пулю и тоже шомполом загнал ее на бумажный пыж. Потом, взведя массивный курок, надел капсюль на брандтрубку и, придерживая пальцем, аккуратно спустил курок.

– Держи фузею. – Я вернул добротно сделанную вещь хозяину. – Только не застрели никого. Случайно.

– Спасибо. – Очкарик забрал ружбай и неуклюже повесил его себе на плечо.

Хипстер какой-то. Повесил стволом вниз, но, прямо скажем, я ему в няньки не нанимался, если что себе отстрелит – его печаль. У меня своих хлопот полон рот.

И потому я неторопливо пошел к собирающейся вокруг местного шерифа толпе новичков, краем глаза заметив, что пара тех урок, которые вышли за мной, с интересом поглядывают на очкарика и о чем-то негромко переговариваются.

– Так, для тех, кто только подошел, повторяю. Законов у нас в Щучьем всего три. Не кради, отдавай долги в срок, и виновен тот, кто первый поднял ствол. Правила проживания здесь можете прочитать на доске, но они обязательны для всех, кто сейчас в поселке. Без исключений. Да, и если за нарушение правил у нас штрафы, то за нарушение законов – виселица. Ясно?

И шериф, высокий мужик с ровно остриженной бородой, повернулся и ушел. Спокойно так. Впрочем, чего бы ему не быть спокойным и не носить сейчас винтарь на локтевом сгибе.

Неподалеку от нас, метрах в шестидесяти, стояли шесть парней с винтовками, вроде как мосинками. И спокойно глядели в нашу сторону, положив винтовки на груженные дровами дроги. Группа моральной поддержки, не иначе. И шериф, сволочь, стоял грамотно, директрисы не перекрывая.

Новички стояли кто кучками, а кто и уже шел в поселок, раскинувшийся на берегу. Я тоже двинулся по пыльной грунтовке, ориентируясь на запах. В воздухе стоял запах горячей еды, вроде как тушеной картошки с мясом. Но остановился возле доски объявлений и вчитался в написанный от руки текст.

Интересные пироги у них здесь. В поселке, оказывается, запрещено бродяжничество. И под этим понимаются прием пищи на улице, в переулках, за задних дворах, в конюшнях, сараях и амбарах, тебе не принадлежащих. Там же дневной и ночной сон, отправление естественных надобностей вне туалетов и пара еще таких же заморочек. Интересно девки пляшут. И штрафы за нарушение внушают – от полусотни до ста кредитов, немало.

Все внимательно прочитав, я протолкался через мужиков и пошел дальше по запаху. Честно, есть охота, завтрак из быстрофуда оставлю про запас, по такой погоде он неделю не испортится. А пока вот веранда, на которой стоят столы и пара котлов под навесом. У одного из них орудует большой шумовкой седой мужик в тюбетейке. Причем не в татарской, а или в узбекской, или в таджикской, не умею я их различать.

– Здравствуйте, у вас покормиться можно? – Я зашел на веранду и огляделся. Чистенько, аккуратно, столы хоть и не крыты скатертями, но выскоблены, на каждом солонка с крупной серой солью.

– Конечно, садись, дорогой, – с легким восточным акцентом сказал мужик и указал на столы. – Выбирай, какой тебе больше нравится. Все пока свободны.

Ну-ну. Я еще разок оглядел веранду и вспомнил, что в вестернах всякие недоверчивые люди садились спиной к стене и лицом к двери или окнам. И потому уселся спиной к толстым бревнам, из которых сама столовка выложена. Прислонил к ним ружье, поставил на пол свой рюкзак и достал из него пичок. Повешу на пояс – как я обратил внимание, здесь без револьверов народ ходит, но без ножа ни одного не видал. Как я разглядел, повар заметил это, но промолчал. Да и я не очень хотел разговаривать, настроение и так ниже плинтуса. Прямо скажем, довольно поганое настроение.

Передо мной поставили глубокую фаянсовую миску с густым мясным супом, заправленным пшенной крупой, на середку стола берестяную хлебницу с грубо, крупными кусками нарезанным хлебом. Сероватым, но очень ароматным. Когда я заканчивал суп, повар принес еще одну чашку, помельче, с тушеной картошкой. Правда, мяса в этой картошке было больше, чем самой картошки.

Наевшись и напившись чаю, судя по всему из корней шиповника и душицы, я полез в карман, обращаясь к азиату. Что интересно, судя по всему, я один был таким голодным, никто, кроме меня, в эту столовку не зашел. Впрочем, дальше по улице было заведение с намного более привлекательной вывеской, зовущей не просто поесть, но еще и выпить.

– Спасибо, очень вкусно. Сколько с меня? – Я откинулся на прохладные бревна. От души наелся.

Повар неторопливо вышел из-за угла веранды, снимая белый фартук, под которым была кобура с револьвером. Из распахнувшейся двери вышли двое здоровых парней, один с похожей на бейсбольную биту дубинкой, второй с дробовиком.

– Пятнадцать кредитов, дорогой, – усмехаясь в тонкие усы и сощурив и так не слишком большие глаза, сказал азиат.

– Хорошая цена. – Я оглянулся. – Не знаю почему, не помню, но мне кажется, что на эти деньги по крайней мере несколько дней можно досыта есть.

– Хорошая, – ласково улыбнулся повар. – Главное, ты все скушал и теперь должен мне за обед.

Да-да, я помню ту заяву, что шериф на пирсе толкнул. Поглядев на сжимающего в ручищах короткую двудулку вышибалу, или кого там, я полез в карман и вытащил из него деньги. Отсчитав пятнадцать, положил сверху еще один кредит.