От ворот грохнул выстрел, над головой щелкнула пролетевшая пуля. От сторожей донесся взрыв смеха, а я подпрыгнул от неожиданности и рванул в окружающий дорогу лес. Ну на хрен, замечтался, идиот, еще пристрелят.
– Хромка, за мной!
Проломив невысокий подрост, я заскочил под кроны высоких то ли кленов, то ли осин, сразу не разберешь. Одним словом, лиственный лес, разномастные деревья разной высоты, толщины и породы, кусты, множество всходов от семян прошлого года, обгрызенные то ли зайцами, то ли коровами прошлогодние и позапрошлогодние деревца. Много-много прелого листа под ногами, прошлых годов, сверху посыпанного уже свежими палыми листьями, настолько много, что земля пружинит и практически не остается следов. Если учесть поднявшийся ветерок, сейчас сшибающий с деревьев листву, то…
– Так, Хромка, сейчас я этих гадов! – Из кармана рюкзака я вытащил специально для этого отложенный большой пакет с молотым красным перцем, специально купленный в лавке, и один из двух пакетов с резаным табаком, трофейные, от урок остались. Мелькнула шальная мысля в голове, и ведь как в тему пришлась. Конечно, нюхательный бы пошел намного лучше, но и этот неплох. – Ты немного отойди, псина, сейчас тебе будет неприятно.
Я оттолкнул лезущую под руку собаку и отсыпал в ладонь по приличной порции того и того. Хорошенько смешал, капитально размяв и раскрошив табачные обрезки (Хромка уже отбежала, чихая и негромко, обиженно на меня взлаивая и поскуливая). Я посыпал место вокруг себя в радиусе с пяток метров, потом свой путь к корявому дереву около дороги, потом остатки еще в месте предполагаемого отхода. Повесил на шею дробовик, снял с левого плеча винтовку. Поглядел на ржущих у ворот и объясняющих что-то какому-то мужику караульных. Мужик в конце концов плюнул, врезал толстому в брюхо и ушел. А эти долбаные охраннички решили еще косяк забить, похоже.
– Ну-ну.
До них всего с сотню метров отсюда, даже поправки вносить не нужно. Так, толстый затягивается, хорошо!
Бух! Сильная отдача в плечо увела винтовку с линии прицеливания.
Мать, все-таки для стрельбы в лесу не самая лучшая вещь! Вообще, сложная после привычного оружия машинка. Впрочем, виден севший на задницу и держащийся за живот тощий. Рывок затвора, щелчок, звон отлетевшей гильзы, досыл патрона, опять щелчок.
Бух! И толстяк, судорожно пытающийся снять с предохранителя мосинку, получил свинцовую пилюлю в грудь. Вновь затвор на себя, дозарядить парой патронов, затвор на место и на предохранитель.
– А теперь ходу, Хромка!
Я не стал смотреть, кто, когда и куда побежит после этого. На мои следы уже набросало листвы, чингачгуков вряд ли много среди этой мрази. Если они вообще есть. А от собак меня надежно защитит старая партизанская смесь – вон Хромка ко мне до сих пор не подходит, метрах в пяти идет. Так и пойду, лесом, вдоль поселка, пока не выйду на западную окраину. Там, если верить карте, идет дорога в горы, вот параллельно ей и пойду, как Кутузов французов вдоль Старой Смоленской гнал. Шел, а у самого жим-жим: вдруг у них свой Мюрат или кто там еще у Наполеона был? Догадаются, куда я пошел, перекроют дорогу несколькими стрелками – «мама» сказать не успеешь, сам пулю в лоб схватишь. Но нет, крики и несколько беспорядочных выстрелов остались позади, только мое тяжелое дыхание, шуршание листвы и треск веточек из-под ног, винтовка в руках, ручеек пота из-под шляпы, собака неподалеку, настороженно вглядывающаяся и самое главное, вслушивающаяся в то, что впереди, да и порой верхом нюхающая. Ай да Хромка, да какая ты Хромка, ты Умка как минимум. Отойдем если без проблем от поселка, торжественно переименую, плевать на твою хромоту.
Вообще, здесь прохладно, изо рта порой пар идет, точно примерно тринадцать-двенадцать градусов по Цельсию, не выше. Солнышко под кронами этих деревьев не проникает прямо, тень, вот и заметно холоднее, чем в том же поселке. Деревья здесь, кстати, уже почти без следов вырубки, пней почти нет. А лес хороший, высоченные то ли вязы, то ли буки. Под ними, кстати, под кустами орешника и шиповника, множество орешков и очень много кабаньих набродов с раскопами. В некоторых местах как будто плугом вспахали. Землица интересная, ярко-красная, жирная.
Остановившись, я снял шляпу, протер ее изнутри чистой портянкой, портянкой же вытер лицо и шею. Блин, взопрел весь, все-таки тридцать с лихом кил груза, и без передыху, достаточно скорым шагом час иду. Убрав в карман часы, вытащил компас и проверил, куда я иду. Ага, вроде как нормально, но нужно поторапливаться. Позади уже голосов не слыхать, но пару далеких выстрелов слышал.
Через три часа я опустился на колени около крохотного родничка, бьющего из-под корней огромного дерева. Достав из рюкзака пару булочек, я одну бросил собаке, жадно пьющей воду чуть ниже, а сам кружкой черпнул ледяной воды, плеснув в нее водки из крышки фляги, и, облокотившись спиной, не снимая рюкзака, стал аккуратно есть, макая булочку в воду и стараясь не столько жевать сдобу, сколько ее рассасывать. Впрочем, доесть мне ее не дала собака, глядя на меня печальными глазами и обильно пуская слюни.
– Сейчас еще достану.
Я вновь полез в пакет. Блин, охота что-либо посерьезнее сожрать, но некогда. Завтраки из Макдональдса жалко, пригодятся еще. Так что я вытащил еще пару булок. Блин, как же хитро придумано в этом Щучьем все – на самом деле выжали бы до последнего цента, с голым задом отсель уехать бы пришлось.
Прекратив жевать, я прислушался к птичьему гомону, но стая каких-то то ли скворцов, то ли дроздов уже улетела. Я, конечно, нехило отмахал, но расслабляться не стоит. Хотя похоже, что в поселке на меня рукой махнули, ни собак не слыхать, ничего вообще. Моя псина ухом не поведет, разве на белку или недавно взлетевший выводок каких-то куропаток гавкнет негромко, для порядка. Поглядев на уже проглотившую вторую порцию собаку, грустно положившую морду на передние лапы и провожающую каждый кусочек булки печальным взглядом, я протянул ей оставшийся.