А я еще раз приложился ухом к земле. Нет, тихо, ничего не слыхать, ни шагов, ни топота. А потому я вдоль старых колей, рядышком с кустами, подошел к телу, и остановился в шаге возле него, на всякий случай направив ствол мосинки ему в спину.
Скорчившееся в муках, прижавшее руки к низу живота тело мужика из начала очереди там, еще на корабле. Он на первой шлюпке отъехал. Рядом лежит какая-то двустволочка, шляпа отлетела и валяется метрах в трех. И на самом деле – лужа крови, огромная.
– Да уж. – Я для очистки совести потрогал сонную артерию. Какое там, уже остывать начал, я-то минут сорок шел. – А кто это тебя?
Через дорогу шел шнурок, тонкий, едва видимый здесь, где высоченные кроны смыкались над просекой. Мужик прижал его собой, но правая часть шнурка была на обочине, с оборванной веточкой, к которой шнурок был привязан. А вот слева, куда я прошел, к небольшому дереву была привязана за приклад старая двудулка.
– Самострел. И поставлен давненько, свежих следов нет. – Я поглядел на покрытое ржой ложе и стволы. При выстреле дуплетом ружье слегка сдвинулось, но в целом конструкция была удачной, прямо скажем. Любой, кто не углядит шнурка, – получает заряд в область паха. И выходит, что самострел ставился на человека: на лося или оленя линия прицела низковата. – М-да…
С этим умным выражением я подошел к телу и поднял вертикалочку. МР-94, ижевское комбинированное ружье, калибры мелкашечный и четыреста десятый. Для туриста или геолога ружбай. Подумав, я взял тело за ворот шинели и потащил в кусты. Не стоит на дороге осматривать, не стоит. За мной бежала Герда со шляпой в зубах.
Оттащив тело метров на семьдесят вглубь леса, к бегущему в небольшой песчаной ложбинке ручью, я поглядел на темнеющее небо, на тело мужика, на комбинашку, лежащую на траве, и начал снимать с себя рюкзаки. Сегодня из Щучьего точно никто не придет, да и появится ли кто завтра, чтобы ловушку проверить, неизвестно. А мне почему-то этого мужика вот так, волкам на поживу, бросать неохота. И потому я вытащил из-за пояса топор, воткнул его в лежащий ствол дерева, достал из рюкзака малую саперную лопатку и стал копать могилу в податливом песчаном грунте.
Сильно глубокую я не стал делать. Но примерно по пояс выкопать смог до наступления сумерек. Сняв с мужика его вещмешок и найдя в кармане деньги, я опустил его тело в могилу и начал засыпать песком. Потом воткнул в головах связанный из пары веток крест, снял шляпу. Собака, которая все это время лежала сверху, наблюдала за моей работой, прислушиваясь и принюхиваясь. Но вела себя спокойно.
– Ну, прости ему, Господи, грехи вольные или невольные и суди его по милосердию своему. Аминь!
Коротко перекрестившись, я надел шляпу, на себя рюкзаки, винтовку и ружье, забросил доставшийся в наследство рюкзак наверх, подхватил ружье и выбрался из овражка. Уже не просто смеркалось, а темнело, и потому я не стал идти далеко, развернул на поляне один из пледов, бросил его на собранные с поляны листья, в головах положил один из рюкзаков, накрылся вторым пледом. Около себя оставил винтовку и курковку. Уже засыпая, почувствовал, как в ноги завалилась Герда. И заснул на удивление спокойно, несмотря на то что рядышком свежая могила. Только пару раз сквозь дрему слышал, как ухает филин, тревожно вскакивает моя собака и вновь мостится в ногах.
Утром проснулся от того, что кто-то лизал меня в лицо.
– Герда, фу! Перестань слюнявить! – Я сел и рукавом шинели обтер лицо. Блин, темень еще, звезды видно. Вытащив часы, с трудом углядел на них стрелки. Без трех минут пять. В принципе неплохо. Герда приплясывала рядом, крутя хвостом и напоминая о том, что не мешало бы поесть.
– Ты права, подруга, но сначала дай мне десять минут. – Я выбрался из-под пледа, потянулся. – Умоюсь, соберусь, тогда перекусим. И, наверное, подождем гостей. Как думаешь, Герда? Или ну их на хрен, позавтракаем – и ходу?
Псина сидела на заду и сосредоточенно думала, а я сделал свои дела, умылся в ручейке повыше вчерашней могилки. Поглядел на висящую на кресте шляпу. М-да, сик транзит глория мунди. Кем бы ни был мужик в том мире, здесь от него только шляпа на кресте и осталась. Я бы и ее забрал, да маловата оказалась, так что из одежды только одну полушинель и отрезал, чехол для топора сшить, опасно так его таскать, за поясом, острый очень. Сошью нечто вроде подсумка и вложу в него.
Пока собирался, думал, чем позавтракать, потом решил, отломил от ковриги два куска, вытащил два завтрака, растер по первому сыр, котлету и отдал собаке. Себе оставил только листик капусты, начавший жухнуть: витамины для таких забегов тоже нужны. На обед луковицу достать надо.
Чуть свет я был уже собран, нацепив свои два рюкзака, и думал, куда мне деть рюкзак и ружье, доставшиеся в наследство. Денег, кстати, четыреста пятьдесят долларов с пригоршней серебряной мелочи вышло, неплохо, тем более карман не тянут. Впрочем махнув на все, повесил рюкзак на то же плечо, что и винтовку, под нее, а ружье под правый локоть. Килограммов двенадцать туда-сюда, не страшно, чуть почаще привалы делать буду. Нужно двигать – не стоит искать себе неприятностей.
Потом взял ружье, что использовали для самострела, присмотрелся – и выматерился.
– Герда, скажи мне, пожалуйста, ну какой чудак на букву «эм» придумал для самострела пользовать реплику отличной садочной горизонталки? Идиоты! Хорошо насмерть ружье не умучили!
По колодке и стволам поверху пошла ржавчина, но только слегка, не повредив еще его серьезно. В стволах была легкая сыпь, они едва-едва гуляли в колодке, но в целом ружье было в полном порядке. Особенно если учесть то, что здесь есть черный порох. Он для ружей дробовых и в двойной дозе безопасен, так что постреляет еще ижок на осенних пролетах, что-то мне кажется, что они здесь дюже богатые.