Вера вернула мне триста кредитов из своей доли, в счет погашения долга. Хотела отдать все, но тут я воспротивился. Девушке на что-то жить нужно, хотя бы до продажи этих корешков. Если честно, то мне мало верится, что они столько стоят.
Вечером я правил бритву, готовясь к очередному самоистязанию.
– Матвей, давай я тебя побрею, – ко мне подошла Вера. Улыбнувшись, продолжила: – А то смотреть на тебя жалко, у меня чувство сострадания зашкаливает. Не бойся, у меня рука легкая.
– Спасибо, – я с огромным облегчением уселся на указанный чурбак.
Вера, к моему удивлению, положила мне на морду лица смоченное кипятком полотенце. На мой негодующий вопль мне была прочитана лекция о смягчении щетины. После чего на нее было нанесено внушительное количество мыльной пены, и Вера взялась за опасную бритву. Легкими, неощутимыми движениями сверкающее лезвие порхало у меня по лицу, срезая щетину и снимая клочья пены.
– Ну вот и все. Красавец-мужчина! – Вера отодвинулась, чтобы полюбоваться на результат. – Умойся, и все. Буду тебя постоянно брить, если ты не против.
– Я не просто не против, я вообще за, обеими руками, – ощупывая чисто выбритую и самое главное – целую – физиономию, довольно ответил я. – Спасибо тебе огромное! Только я не красавец. Так, страхолюдина.
– На здоровье, – неожиданно серьезно ответила девушка. – Это самое малое, что я могу для тебя сделать. И это, не наговаривай на себя. Нормальный парень, сильный и здоровый. Как говорил мой отец – мужчина должен быть чуть симпатичнее обезьяны.
– Эй, голубки, ужинать! – Марк снял с котла крышку, и над лагерем разнесся запах очень густого, с мясом, грибами и рисом супа.
Кроме того, из духовки, с углей были вынуты противни с запеченными очень крупными, истекающими жиром окунями.
Несколько дней прошли спокойно, мы просто работали. Вечерами сидели, играли в шахматы и «подкидного дурака», у Марка нашлось несколько книг. Что меня добило – бумажных, отпечатанных уже здесь. Очень непривычное ощущение – листать бумажные страницы. От книг пахло клеем и краской, они были теплыми, шуршали в руках, как будто разговаривали. Потрясающее ощущение, не зря коллекционеры такие бешеные деньги выкладывали за антикварные книги, ведь на Земле уже около ста лет вообще бумага не выпускается. Старые приключения, любовные романы, истории о революциях и войнах на Земле. Я с удовольствием читал их по вечерам, в свете костра или керосиновой лампы. Почему-то в этот момент рядом оказывалась Вера, у которой в ногах лежала наша голована. Точнее, моя, но с Верой они великолепно начали друг друга понимать.
– Все, закругляться будем, – внезапно изрек сидящий с кружкой дымящегося кофе с изрядной долей виски Виктор Сергеевич.
– Что, кости ломит? – сочувственно спросил Марк.
– Да. Завтра похолодает. Все, собираем с утра вещи, консервируем лагерь. Послезавтра придет буксир. Шабаш до следующего лета. – И бригадир отпил еще кофе.
На следующий день начались хлопоты. Всего за сезон собрали двадцать один плот, из них четыре с моей помощью. И это было быстро, потому что и ослик появился, и вдвоем проще плоты собирать. Федька, как оказалось, не первый раз один остался на сборке с начала сезона, два года назад его напарник погиб от укуса какого-то клеща. Сгорел в лихорадке за сутки. Возле лагеря есть небольшое кладбище, где похоронены двое парней за шесть прошедших годов. Жизнь лесоруба трудна и опасна. Как, впрочем, и вообще жизнь на этой планете.
Так вот, на трех плотах из этих двух десятков поставили шалаши – два для мужиков и один для Веры Круз. Кроме того, на двух плотах сделали добротную коновязь, ограждения для лошадей. Их стало больше в два раза, если еще моего ослика считать. На ослика положила глаз девушка. На лошади она кататься побаивается, а на осле вполне. И тот, зараза, ее слушается.
Для лошадей и осла накосили стог травы и выметали его на следующем плоту: все-таки несколько дней по воде шлепать. Сделали поилки под руководством Хика. Вообще, с лошадьми оказалось весьма прилично хлопот. На втором плоту сделали очаг, чтобы сухомятью не давиться. И на одном из дальних плотов собрали нужник. Гадить в реку с плота занятие хитрое и опасное, тут могут и половину задницы откусить, а могут и всю целиком, вместе с обладателем оной, проглотить. Я пару раз видел всплески на реке – офигеть, какие тут рыбки водятся.
После окончания работ я перетаскал с Федоровой помощью свое шмотье и увязал его на втором, нашем плоту. Вере отдал пару пледов, а то ночи обещают холодные. Ну, к ней Герда перебралась, будут спать вместе, не замерзнут.
Переночевали в практически опустевшем бараке. А утром сняли гамаки, свернули их и уложили в ларь, собранный очень аккуратно, из очень плотного дерева. От мышей, как мне объяснили. Кроме того, в бараке оставили меру муки в большой крынке, топленое свиное сало, крупы. У порога на полку положили старый, но острый топор, пару сточенных ножей. И повесили на колышек древнюю, но вполне рабочую и хорошо смазанную одностволку, с двумя дюжинами патронов в брезентовом патронташе.
Ко мне, посмеиваясь, подошел Хик. Поглядел на меня, еще раз усмехнулся.
– Ну что, Матвей, я тебя поздравляю. Скорее всего, ты станешь обладателем мула!
– Чего?! – Я вообще ничего не понял, просто абсолютно.
– Чего-чего. Проспали мы, у твоей кобылы течка началась. Если бы одни кобылы и наши мерины были, то никаких проблем, а твой осел – мужик! Ну и того, воспользовался. – И, оставив ошарашенного меня, ушел к плотам, ведя в поводу пару меринов.